23 June 2014

"If you search for an address not per the map," / "Искать адреса не по плану,"

Johannes Vermeer, View of Delft, 1660-61

If you search for an address not per the map, but per a
Dostoevsky novel, topography will start distorting.
One street will become indecently short,
while another, the softie, will stretch, then stretch more,
and a single crime happen at three addresses simultaneously.

Reality—as you might phps
call it—gets left in the lurch.

We would have liked to see the panorama
of Delft the way Vermeer saw this thing.
But the river was running not the way it should,
parallel streets intersected, the architecture
had shrugged off its gothic, and now it was plain to us: we

would only get to see Vermeer’s panorama of paradise
when prostrate before a Petersburg non-existent church.

(Translation © 2014 G.S. Smith)





Искать адреса не по плану, а по роману
Достоевского - топография пойдет веером.
Та улица станет неприлично коротка,
а та удлиняется, удлиняется, дура,
и одно преступление происходит сразу по трем адресам.

Так наз. реальность
оборачивается срамом.

Мы хотели увидеть панораму
Дельфта, увиденную Вермеером.
Но не туда текла река,
параллельные улицы пересекались, архитектура
отряхивала готику, и стало ясно,

что увидеть вермеерову панораму рая
можно, только грохнувшись перед несуществующим в Петербурге храмом.

08 June 2014

4, rue Regnard



4, rue Regnard


V. S.

Hey, walls that ingested groans of passion,
and his cough, and his smoke-sodden jaws’ cursing in Russian!
Let’s sit for a moment
by this dear dwelling, two whole years unmonitored,
where everything’s been flattened by the monotonous
heavyweight voice of the Muse, like a multi-ton
steamroller.

A man who’s lived in this kind of apartment
might go anywhere when he’s departing.
Not looking back,
he makes a left turn, perforce obeying
orders to proceed—from a certain sovereign lady—
to the Jardin du Luxembourg.

And meanwhile at the Odéon, Truffaldino and Pierrot
do their foolish business; the dusty iceberg of a mirror
reflects an adjacent
round-ended divan, which, leaning up on its flippers,
reads something inscribed on the slitted
jalousie.

Hey, close-drawn stanzaic shutters—
parallel lightscript with sunshine as subtext,
wherein dust-motes tremble.
Completely free to circle, to fly up, to somersault!
Then darkness, such darkness, starts to spread out,
that reading them’s impossible.

4 June 1997
Paris

Author’s Note: 4, rue Regnard is an address in Paris where Brodsky used to stay, close to the Odéon and the Jardin du Luxembourg, the site of the statue celebrated in Brodsky’s ‘Twenty Sonnets to Maria Stuart’. The author also stayed at this house, in June 1997.

(Translation © G.S. Smith)

source


4, rue Regnard


V. S.

Здрасте стены, впитавшие стоны страсти,
кашель, русское «бля» из прокуренной пасти!
Посидим рядком
с этим милым жильем, года два неметенным,
где все кажется сглажено монотонным
тяжким голосом Музы, как многотонным
паровым катком.

Человек, поживший в такой квартире,
из нее выходит на все четыре,
не глядит назад,
но потом вворачивает налево,
поелику велела одна королева,
в Люксембургский сад.

А пока в Одеоне Пьерро с Труффальдино
чепушат, запыленная зеркала льдина
отражает сблизи
круглобокий диван,— приподнявшись на ластах,
он чего-то вычитывает в щелястых
жалюзи.

Здрасте строфы ставень, сведенные вместе,
параллельная светопись с солнцем в подтексте,
в ней пылинок дрожь.
Как им вольно вращаться, взлетать, кувыркаться!
Но потом начинает смеркаться, смеркаться
и уже не прочтешь.

4 июня 1997
Париж