Foucault
I once went to a lecture by Foucault.
My seat was by the podium, right up close.
And as I watched the cocky little freak,
I couldn’t understand what made him tick.
What set this dolichocephalic’s route
to the far side of evil and of good?
Some boy dumped him, or a girl wouldn’t put out?
Or mum had failed to pet him as she should?
Foucault was hairless as a billiard ball,
not just his head, but somehow overall.
Explaining as he raked through history’s gut
all mysteries in terms of nothing but
bare-naked violence and lust for power.
I had to pun: foucault worth having here!
Alien to laughter and to tears, Foucault,
as far as life’s concerned, got nowhere near.
That elongated skull droned on about the ways
whatever aims to rise is always base.
Then later on a rancid ailment called,
via the anal passage of Foucault.
This man who seemed to know but didn’t know
(idiot savant), a virus brought him low.
And history continued on her way,
with ever newer mysteries on display.
(Translation © 2017 G.S. Smith)
[From Говорящий попугай (The Talking Parrot), 2009]
Michel Foucault (1926-84) lectured (in English) at Dartmouth College on 17 and 25 November, 1980. There is an abundant online literature discussing these lectures.
The Petersburg critic Andrei Ar’ev has written: ‘… Loseff considered [existentialism] ‘the most interesting, important, and exciting’ phenomenon in the intellectual life of the twentieth century, regarding it as ‘broader than a philosophical school’. That is, postulating with some justice that existentialism was generated not only by philosophical thought, but also by the poetry of Rilke, the novels of Camus, the plays of Beckett, the films of Bergman, and so on. Postmodernism, a pestilence in philosophy unrelated to philosophical discourse, one that departed from striving for the transcendental in the direction of mere linguistic operations, disgusted him. Which is the subject of a late poem, with its expression, unusual for this poet, of plain revulsion for the newer thinkers, who are embodied for him in the image of ‘Foucault’. ‘Loseff the Unsentimental’, Zvezda, 6(2007), 134-9, reprinted in Лифшиц—Лосев—Loseff. Сборник памяти Льва Лосева, М., НЛО, 2017,149-61.
Об экзистенциализме здесь важно обмолвиться, потому что Лосев считал [экзистенциализм] явлением “самым интересным, важным и волнующим” в интеллектуальной жизни ХХ века, рассматривая его “шире, чем философская школа”. То есть закономерно полагая, что экзистенциализм генерирован не одной лишь философской мыслью, но и стихами Рильке, романами Камю, пьесами Беккета, фильмами Бергмана и т.д. Позднейшие философские поветрия, отвлекшиеся от стремления к трансцендентному в сторону лингвистических экзерсисов не совпадавшего с философским дискурсом постмодернизма, ему претили. О чем и написано позднее стихотворение с неожиданным для поэта выражением прямого отвращения к новым мыслителям, олицетворенным им в образе “Фуко”.
Фуко
Я как-то был на лекции Фуко.
От сцены я сидел недалеко.
Глядел на нагловатого уродца.
Не мог понять: откуда что берется?
Что по ту сторону добра и зла
так засосало долихоцефала?
Любовник бросил? Баба не дала?
Мамаша в детстве недоцеловала?
Фуко был лыс, как биллиардный шар,
не только лоб, но как-то лыс всем телом.
Он, потроша историю, решал
ее загадки только оголтелым
насилием и жаждой власти. Я
вдруг скаламбурил: Фу, какая пакость!
Фуко смеяться не умел и плакать,
и в жизни он не смыслил ни хрена.
Как низко всё, что метит высоко,
нудил, нудил продолговатый череп.
Потом гнилая хворь пролезла через
анальное отверстие Фуко.
Погиб Foucault, ученый идиот
(idiot savant), его похерил вирус.
История же не остановилась
и новые загадки задает.